Литературный журнал "Север"

ПУТИ ГОСПОДНИ НЕИСПОВЕДИМЫ

Павел сидел, в предбаннике. Табачный дым всё больше и больше закрывал свет висевшей под потолком единственной целой лампочки. Шахтеры, по традиции, прежде чем идти под душ, садились на длинную, крепкую лавку и курили сигареты. После шестичасового воздержания от курения в шахте яд ка-зался для них блаженством. Сегодня анекдоты уступили место обсуждению пред-стоящего собрания с повесткой дня: «Досрочное выполнение годового плана». Однако Павел не стал слушать речи Сиротина и Примакова и ушёл мыться. Он их относил к категории людей, умеющих высказать правду: на кухне, под забо-ром или в бане. Далее этого их ораторское красноречие превращалось в положительное подмахивание головой в такт сказанного вышестоящим начальством.
Когда он вышел на улицу, то закурил сигарету и стал ждать бригаду. Ласковое сентябрьское солнышко после мрачного плена шахты, глубиною в тысячу метров, казалось неким целебным бальзамом для души, и шахтный двор радовал глаз. Бронзовая статуя молодого статного шахтёра была дополнением этой сен-тябрьской сказки. Только скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, и он вместе с шахтёрами пошёл в «Красный уголок» на собрание.
Начальник участка, Ребров Иван Иванович, мужчина лет пятидесяти по прозвищу Колобок, без приветствия и всяких вступлений сказал:
— Товарищи, приближается 50 лет Советской власти. Мы должны достойным трудом встретить октябрьские праздники и выполнить досрочно годовой план по добыче чёрного золота. Так как ваша бригада на сегодняшний день является передовой, мы решили дать вам новый участок!
В бригаде работали проходчики, имеющие огромный опыт работы в шахте. Бригадир Василий Куценко был Героем Социалистического труда. Остальные члены бригады были также отмечены орденами и медалями. Бригаде выделяли самые лучшие участки. Новичков в эту бригаду брали только по блату. Получая в месяц около семисот рублей, они отдавали через бригадира начальнику участка по 100 рублей. В то время многие работники других отраслей получали пример-но такую зарплату. Теперь же, после сказанных слов Ребровым, имеющие опыт шахтёры понимали, что стали заложниками хороших отношений с начальством. Ситуация была как у той мыши: лакомый кусочек мог стоить жизни. Тягучая мёртвая тишина повисла в воздухе зала, словно дамоклов меч.
Павел вспомнил слесаря по кличке Чахлый, у которого на груди была накол-ка Ленина и над ней большие буквы «ВОР». Этому произведению было своё объ-яснение, к которому нельзя была придраться: ВОР — Вождь Октябрьской Рево-люции. И он с иронией подумал: «Ты смотри, как победа Великой Октябрьской Революции изменила нашу жизнь. Благодаря этому преобразованию мы обязаны выполнить досрочно годовой план. А ведь ещё каких-то сто лет назад сюда, на угольные рудники, высылали дерзких, непокорных властям убийц. В тридцатые годы, сюда изгоняли „врагов народа“, которые, в сущности, были трудолюбивые зажиточные хозяева, не желающие работать в колхозе на дядю. Теперь же, по сути, здесь, в основном, сидели их потомки. Куда девался дух сво-боды, дух непокорности к несправедливости? Видимо, мы измельчали. Нас так запугали, что мы боимся высказать своё мнение. Да и что можно сказать в оправдание; многие те, кто говорил правду в лицо руководителям, по сути, ни-чего не добились кроме тюремных нар да неизвестных холмов над своими моги-лами».
Сам Иосиф Виссарионович, не окончивший Духовной семинарии, изучал то, как Моисей вывел народ израильский из Египта и сорок лет водил по пустыне, пытаясь избавить его от рабского духа. Однако, видимо, цель Товарища Сталина состояла в том, чтобы не избавить народ от раболепия, а навязать его ему. А для этого он со своими соратниками заменил Святую троицу — Отца, Сына и Святого духа, которая призывала, не создавать себе кумира — на революционную троицу: Маркса, Энгельса и Ленина. Видимо, Моисею, надо было бы поучиться у Сталина. Он за тридцать один год власти в СССР сумел воспитать народ на своё усмотрение.
Сталина давно не было, но его идеи оставались жить. В народе ходила такая шутка: половина населения сидит, а другая половина их охраняет. Среди комму-нистов было немало хороших людей, к сожалению, бездумно выполняющих ди-рективы партии, веря в их правильность. Ради этого они могли принести в жертву множество людей и пример тому — голодовка. О ней Павел знал не понаслышке. Его отец во время войны был застрелен румынским солдатом возле дома. За то, что не хотел отдавать ему свою собственную корову. После ги-бели отца, во время голодовки умерли: сестра, мать и младший брат. Старшего брата за несколько колосков пшеницы, сорванные с колхозного поля для спасе-ния семьи, посадили. Отбывал наказание он недолго, так как после смерти Стали-на попал под амнистию и вернулся домой. И всё же Павел с ним не увиделся, так как был послан служить на шахты Донбасса одесским военкоматом. Его, как си-роту, государство послало с Молдавии в Одессу учиться на строителя. В сущности, для Павла, это было спасительным решением, и он, впоследствии женившись, так и остался жить и работать в городе Макеевка Донецкой области.
Размышляя над этим, Павел медленно встал и сказал:
— Иван Иванович! Вы же знаете, что этот участок опасен. Неужели мы опять ради каких-то показателей должны рисковать своими жизнями, благополучием своих семей и покоем своих близких? Вы считаете, что предки присутствующих здесь шахтёров, погибших за их счастье, одобрили бы Ваше предложение?
Лицо Реброва вдруг стало красным. Он взглянул на Павла таким ненавистно-горящим взглядом, словно хотел испепелить его. В следующее мгновение, словно боясь лопнуть от злости, он стал с силой выталкивать слова вместе со слюной. В его речи было столько недовольства, что казалось, если слюна попадёт кому-то на тело, с тем произойдёт летальный исход. И всё же концовка его пламенной ре-чи была иронична:
— Знаешь, Павел Константинович, если ты боишься, то можешь сидеть со своей женой на печи. И если вы, — он обратился к бригаде, — думаете так же, я уговаривать не буду и отдам участок другим. Только вы впоследствии не обижайтесь и не подходите ко мне с вопросом: почему у нас маленькая зарплата?
Все сразу зашумели, словно рой пчёл, вырвавшийся на свободу после холод-ной зимы. Павел был удивлён тем, что никто его не поддержал, а наоборот он услышал в свой адрес укор что, не посоветовавшись с бригадой, берёт на себя смелость решать за всех. У Павла всё внутри закипело и в то же время похолоде-ло, и он, не удостоив никого из сидящих шахтёров взглядом, вышел из зала. Как же так! Почему бригада не поддержала его? Видимо, дружба давно не в цене, если её готовы люди предать ради денег. Они, что, бояться потерять лопаты? Или боятся за участок, который даже крысы, попавшие с лесом в шахту, спешно покидают, чувствуя опасность. Вот с такими мыслями он, сам не замечая, вошёл в пивной бар «Ветерок».
За столиками стояли, в основном, знакомые шахтёры, ребята из других бри-гад. Все о чём-то говорили, спорили. И удивительно, что это никому не мешало говорить. Из-за заднего столика его окликнули, и он увидел Витьку, родного брата своей жены, который жил по соседству. Павел подошёл к нему, и вместе с его друзьями начал распивать «ёршик». Существенная опасность, которая под-стерегала их здесь — это милицейский воронок, который шахтёры окрестили лу-ноходом. И в этот день, как назло, он здесь появился. Павел, усталый после ноч-ной смены, смешав пиво с водкой, быстро окосел. Увидев это, милиционеры по-дошли к нему. За их напущено-грозным ликом морали скрывалась радость за возможность выполнить план по задержанию пьяниц и получить к зарплате премиальные. Несмотря на уговоры со стороны шахтёров простить Павла, мили-ция его забрала в вытрезвитель.
К сожалению, бригада в ту ночь погибла, а Павел, благодаря своему неуемному характеру, остался жив. Вот уж действительно: пути Господни неисповедимы. Напился и живи.
Валерий Кириогло

ДВЕ МАРИИ

Мария проснулась, сладко потянулась и улыбнулась солнцу, которое золотыми луча-ми ворвалось в комнату и заполнило её сказочными фигурками на полу и на стенах. Не-сколько фигурок маленькими дольками спелого апельсина рассыпались по её телу. Она нежно, прижала их ладошками к животу и почувствовала биение новой жизни, связанной с таинством рождения. Мария засмеялась и подумала о том, что может быть ее малыш, так же как и она слышит громкое чириканье воробьёв, доносившееся с улицы. Видимо, они радостным пением провожали суровую и голодную для них зиму. Несмотря на то, что на календаре ещё красовалось сочное «февраль», во всём уже угадывалось присутствие весны. Её дыхание, словно врачующий душу бальзам, воскрешало в ней красоту, осознание которой, в конце концов, спасёт мир. И тогда в апреле, когда зацветут сады и воздух наполнится сладостным ароматом, они втроём — она и Гриша с розовощёким малышом на руках — пройдут по той улице, в пыли которой бегали босиком ещё её прадеды. Она представила себе широко распахнутые глаза малыша, удивленно смотрящие на этот чудный, наполненный всеми красками радуги мир. Она боялась называть малыша каким-либо именем, так как приметам доверяла более чем своему разуму. Однако в то, что это будет обязательно мальчик, она верила без колебаний. Да и её мать говорила, сначала принесёшь в дом мужика, так как мужиков после войны совсем мало.
Несмотря на то, что после войны прошло пятнадцать лет, мужиков действительно не хватало. Женщины выполняли даже те работы, которые ранее считались чисто муж-скими. Только недавно женщин вывели из шахты, а до этого многие из них, в том числе и Мария, испытали на себе всю пагубность подземного труда.
В печи мирно сладостной песней потрескивал уголь, превращаясь из камня в ласковую, дышащую теплом тишину. В эту минуту Мария с благодарностью подумала о муже. Он, уходя на работу, растопил печь, чтобы ей не было холодно. Всё-таки какой он у неё внимательный и ласковый. Мария познакомилась с Гришей на шахте. Он работал в проходке, отличался вспыльчивым характером, но Мария его очень любила.
Снова сладко потягиваясь, поднялась и опустила ноги в тёплые домашние тапочки, связанные ею из распущенного старого коврика. С иконы в противоположном углу на неё глядела счастливая Дева Мария с младенцем Иисусом, который, в отличие от неё, гля-дел задумчиво и печально. Широко открытые глаза, отражая Его душу, как бы говорили о том, что Он знает конец своего пришествия в этот мир. Склонив колени перед ними и прочитав молитву «Отче наш», Мария начала собираться в магазин. Уже выходя из дому, она ещё раз встретилась взглядом с глазами Богородицы. Марии показалось, что взгляд её вдруг погрустнел. Поставив вместо замка веник со стороны двора на двери, что говорило о том, что дома никого нет, она направилась по улице в сторону магазина, кото-рый находился довольно далеко от хаты. Последнее время снег днём таял, а вечером начинал подмерзать. Как будто календарная зима понимала, что ей ещё не время ухо-дить. Дорожки были покрыты редкими ледяными островками, и опасность как раз в том и заключалась, что их было немного, и на них мало кто обращал внимание. По дороге в магазин мысли Марии снова возвратились к образу девы Марии. Её красивое лицо — это истинный Божий шедевр. Женщине вдруг стало жаль Матерь Божью, и какая-то не-приятная тяжесть легла на её душу. Она то и дело задавала сама себе вопрос: интересно, знала ли Мария, радуясь рождению сына, какие страдания её ожидают? Она вдруг отчёт-ливо представила себе, как тяжело было Марии стоять у креста, на котором был распят Иисус, её любимый сын. Видеть Его мучения, знать, что Он скоро умрёт, и в то же время чувствовать и смириться с тем, что ты ничем не можешь помочь тому, кто тебе дорог больше жизни. Именно сейчас Марии казалось, что она как никогда ранее понимает свою заступницу. Неужели Всесильный и Всемогущий Бог не мог избавить бедную женщину от таких мучений? Почему именно в тот момент, она должна была оказаться рядом с сыном и испытать невыносимое горе от страданий своего любимого дитяти?
Ласковый, залетевший из наступающей весны ветерок приятно касался её лица. Ни-чего не предвещало беды. И вдруг… Едва Мария почувствовала ледяной островок под ногой, как земля покачнулась, как-то по-особому блеснуло солнце, а за ним — кромешная тьма и бездонная черная яма, в которую Мария падала, падала, падала…
Мария открыла глаза и пыталась понять, где она находится. Молоденькая медсестра с кудряшками на висках радостно улыбнулась ей и закричала на удивление сильным го-лосом:
— Пётр Иванович! Пётр Иванович! Она пришла в себя!
Пётр Иванович, чем-то неуловимо напоминающий доктора Айболита, видимо, ждав-ший этого зова, быстрым шагом направился к ней. Присел на краешек кушетки:
— Ну-с, голубушка, прежде всего, давайте знакомиться. Потому что мы не знаем, как вас зовут. Мужчина, который вас подобрал на дороге, также ничего о вас не знает. Мы даже не смогли сообщить о вас близким родственникам. У вас муж есть? Как его зовут? — Он по-отечески взял её за руку.
А она совершенно не чувствовала своего тела. И вдруг, как проблеск молнии — «Я потеряла ребёнка!» Ребёнка нет! Её сознание снова поглотила белая пелена, из которой с грустью на Марию смотрели пронзительно-сочувствующие, полные слёз глаза Девы Марии…
— Голубушка, не уходите, — словно из космоса слышала Мария голос доктора, который пытался удержать ее сознание, хлопая ладонью по щекам. Она ухватилась за этот голос, как за спасительную соломинку… Пелена стала рассеиваться, и из нее вырисовалось лицо доктора с глазами Девы Марии.
— Я потеряла ребёнка? — первое, что спросила Мария у доктора.
— Крепитесь, милочка! Как вас зовут?
— Мария.
— Вот и славненько. Вы находитесь в Донецкой областной больнице. Вашим родным и в голову не придёт искать вас здесь. У вас дома есть телефон?
— Нет, — встрепенулась Мария. — Надо позвонить на почту. Там передадут. Но, док-тор, не говорите мужу о том, что наш малыш погиб. Я сама ему скажу… — захлебнулась слезами Мария.
— Попытайтесь успокоиться и отдыхайте, а потом мы с Вами ещё поговорим. Желательно до приезда Вашего мужа.
Когда врач ушёл, Мария дала волю слезам: почему именно её долгожданного ребёнка, которого она успела полюбить всей душой, Бог призвал к себе? Она не могла понять, по-чему её Бог так наказывает? После того, как кончилась война, отцы её подруг все возвратились домой живыми, и только её отец так и не вернулся с фронта. Этим подругам не-смотря на то, что они не хотели учиться, Бог дал возможность учиться. А она, имея вле-чение к наукам, не смогла полноценно заниматься в школе. У неё даже не было возможности зимой ходить в школу. Их семье из семи человек было трудно жить на скудные тру-додни матери, которые она получала из колхоза. За отца, пропавшего без вести, пенсию долгое время не давали. У них было одно пальто на трех сестёр, и носила его чаще стар-шая сестра, а ей, как младшей, обычно доставалось сидеть дома и нянчиться с младшим братом. Чтобы хоть как-то выбраться из нищеты, она ещё девочкой пошла работать на шахту. Так почему же Господь всегда был так несправедлив к ней?
К вечеру снова пришёл Пётр Иванович и сказал, что её мужу передали, где она находится. Расспросил её, как она живёт с мужем, и, в конце концов, коснулся самого главного:
— Машенька, крепитесь. То, что вы потеряли ребёнка, это ещё не самое страшное. Страшно то, что вы уже никогда не сможете иметь детей. Но я хочу Вам кое-что предложить. У нас в настоящее время молодая девочка родила семимесячного ребёнка и сбежала, оставив его в больнице. Она отказалась от малыша. Подумайте, вам судьба даёт шанс. Никто никогда не сможет сказать, что это не ваш ребёнок. Всё зависит от вас…
Через месяц Марию выписали. Она со страхом ждала встречи со своей матерью. Как родные встретят её с малышом? Не поймут ли они, что это не её родной сын? Она уже успела его полюбить, для неё ребёнок был как родной. А из-за того, что его такого ма-ленького бросили, он стал ей ещё ближе и дороже. Тем более что он был одного возраста с её сыном — семимесячным.
В роддом приехали Гриша с мамой. Та же молодая сестричка, Валя, в чистеньком бе-лом халате, как всегда с обаятельной улыбкой, вынесла малыша и передала Грише. Мать Марии внимательно всматривается в лицо младенца и радостно восклицает:
— Ну, вылитый Гришка!
— Наша кровь! — гордо отвечает муж.
Страх отхлынул от сердца Марии, и она загадочно улыбнулась:
— А как же по-другому: на всё воля Божья.
Уже дома, глядя на образ Богородицы с младенцем Иисусом на руках, Мария подумала:
— Я пережила, то, что пережила ты. — А потом, спохватившись, упала на колени и в молитве прошептала: — Нет! Нет! Прости! Я потеряла ребёнка, не вырастив его. Я не сидела у его постели ночами, когда он был сильно болен. Я не слышала его первого слова — «мама», не видела первых шагов, и после всех этих материнских радостей — не лишилась его. Поэтому прошу тебя, заступница: спаси и сохрани моего сына. Не дай мне еще раз пережить его смерть.
Шёл апрель 1960 года. Розовощёкий малыш удивлённо смотрел на этот прекрасный, цветущий мир. Ему только предстояло познать прелесть розы и боль от укола её шипов, как, впрочем, первую любовь, разлуку и войну в Афганистане…